Поняла, что дописывать отчет уже не буду, поэтому выкладываю как есть. Многие эпизоды остались за кадром, но как-то не пишется.

…
Дрались они там, в Доме, как проклятые. Стоит столкнуться в коридоре — уже сцепились, и тут только ноги береги — локти у обеих острющие, коридор узкий, а ума ни у одной нет в этот момент, одни инстинкты. Помню, кто-то из девок наших синяк себе заработал в пол-ладони — подставил, когда одна другую башкой об угол тумбочки чуть не приложила. Драка-дракой, но что-то было между ними в те дни... Это я потом понял, что Крыса сильно сдала в Наружности, а отсутствие Саары на болоте беспокоило Стрекозу так сильно, что желание помочь другу там иногда пробивалось даже сквозь ненависть к угловатой злой девчонке здесь. Тогда видела только, что Стрекоза отчетливо недовольна тем, что они раз за разом раскатываются после драки почти целые, так, с синяками. Ну и смешно было смотреть, конечно, как поскорее убираются у них с дороги невольные зрители, и каждый раз одно и то же: «Может, разнять?» «Да ну нафиг, в Могильник захотел?» «Слушайте, а это правда, что они Добермана укатали?» «Ты еще их спроси — и тебя укатают...»
…
Со Сфинксом сложно ей было, конечно. Стрекоза пыталась хоть немного закрыть ту брешь, что образовалась с уходом Слепого, даже за стол четвертой тогда пересела. Он же крестный ее , ты знал? Назвал мимоходом, когда пробегала мимо и налетела на него, большеглазая, улыбчивая и мелкая, мол, стрекоза, куда летишь? А потом поразился, что не понял сначала, что она ничего не видит, хоть и дружил уже со Слепым, - и дал ей это имя. А ей понравилось.
Стрекоза, конечно, чуяла надлом. Самая Длинная изменила Сфинкса — и уж ей-то очевидно было, что это не принесет ему счастья. Стрекоза же себя Изнаночной тварью считала — а может, и была ею, кто их разберет — а они такие вещи просто видят.
…
А тебя Стрекоза тоже про послезавтра спрашивала? Да не угадал я, просто всем, кто чего-то от нее хотел, но не знал, чего, она один и тот же вопрос задавала: «Каким ты хочешь видеть свое послезавтра?» А тем, кто просил абстрактного совета, говорила: «Если в неочевидных обстоятельствах тебе предложат обменять что-то, тебе не нужное, на что-то нужное — ни в коем случае не соглашайся, проиграешь.» Ну, да, права, думаешь многие слушались? Вот Шериф, говорят, в какой-то момент внял совету, а больше я даже и не знаю, кто.
Стрекоза - она вообще всегда отвечала на вопросы, даже самые странные, и помогала тем, кто понимал, чего хочет. Бездна ее знает, по каким критериям она решала. Слепые — они себе на уме. Видел когда-нибудь, как они вдвоем сидят? Повезло тебе. Разбегались все как тараканы, даже из Кофейника. А эти сидят лоб в лоб — светлая голова и темная — и молчат, и что там между ними происходит.... Страшно, сам видел. И долго могут так сидеть, не двигаясь. А потом молча встали и разошлись, словно договорились о чем-то. Другие они, точно тебе говорю.
...
Стрекоза, когда выходила на крыльцо Кофейника, она чаще всего к перилам шла. И, знаешь — и минуты не проходило, а в руках у нее уже зажженная сигарета, или там стакан с чем-нибудь. Это Генофонд, как правило — ну, Принц, то есть, она его перекрестила как раз в те дни, ну и ладно, Волк-то совсем крестником не занимался, а Стрекоза вечно оказывалась рядом в нужный момент, так что это только справедливо было. Принц, он как говорить перестал, начал с ней как-то по своему общаться, прикосновениями — и она его понимала, хотя смотрелось забавно, конечно, слепая с немым. Этот тощий мальчишка ластился к ней как котенок, а она трепала по волосам, спрашивала всегда, как он, и было между ними какое-то уютное взаимопонимание, прямо заметно было, как Стрекоза расслаблялась, когда к ней Принц подсаживался, даже черты лица смягчались.
...
Ты знаешь, что у них енот был? Ага, на чердаке, потом в подвале прятали. Стрекозе всякий раз казалось, что Жрец его забывает кормить. Жрец, конечно, каждый раз врал, что кормил, но веры не было. Они же тогда чуть карантин не устроили: пытались Дом закрыть, когда объявили о приезде родителей. С помощью енота, да. Его, кстати, звали почему-то Лемур
Он скучал, и любовь свою проявлял при встречах как умел — они ходили вечно с расцарапанными руками, а иногда и покусанные. В общем, что за кураж тогда Стрекоза словила — черт знает, последний раз она так ставила весь Дом на уши, когда придумала игру в «пицуц!». Та-та, когда участники подпрыгивают по этому слову в самые неподходящие моменты жизни. Она, конечно, кто же еще. Они еще в «замри!» играли какой-то компанией, или еще какие-то дурные замесы у них были, сейчас всех и не вспомнить, но «пицуц!», видишь, даже ты застал.
…
Сестры бедные, конечно. Сам слышал, как сестра пыталась выменять у них пять минут тишины в Могильнике на печенье — чтобы хоть пока едят, заткнулись. Крысы, что с них взять. Стрекоза как с ними там выдержала, ума не приложу — она же вообще шума не выносит, у нее слух за зрение, поэтому крысы ее просто сразу дизориентируют. Она в чашку с отваром вцепилась как в спасательный круг, аж пальцы побелели.
Однако для задуманного компания подобралась идеально, ничего не могу сказать. В Капуцина даже можно было енотом не кидаться — и без царапин на руках кто угодно поверит, что его покусали бешеные крысы, лишь бы замолчал. Остальные не хуже. Насколько я понял, с ней пришел даже кто-то, покусанный не енотом, а вдохновившимся Жрецом...
…
Какая же это была пара, черт. Никто их не подозревал. Представляешь, Крестная запалила Стрекозу выходящей из учительской, и тут же обнаружила там использованную резинку — крысы же вечно метили места, понт такой дурацкий. И что ты думаешь? Ей даже в голову не пришло, что это Стрекоза! Можно подумать, слепота ее монашкой делала. Я тебе больше скажу: учительская была ее идеей! Впрочем, могу понять Стрекозу: кто же по доброй воле лишний раз в вонючий крысятник сунется, тут никакого зрения не надо.
Может, потому, что оба к этому несерьезно относились — жгли они напалмом, и не спалились ни разу. А жаль. Но у Стрекозы один Слепой в голове был. А про дела ее и вовсе знал только Горбач. Я на него сперва думал, что отношения у них — видел пару раз, как они сидят близко-близко, и разговор у них такой... личный. Так-то Стрекоза все больше о чужих проблемах да на абстрактные темы с людьми разговаривала, а вот так, чтобы о своих делах — только с Горбачом, пожалуй.
Да, Рыжий. Она его чуть не прибила один раз. Откуда знаю? Твоя какая печаль, знаю, и все. Он ее хорошо чуял — даже стул умел так подвинуть, чтобы весь Кофейник от мерзкого звука вздрогнул, зато Стрекоза знала, куда идти. И вот подзывает он ее, а голос озабоченный такой, кругом о чем-то важном говорят, ну и он — мол, разговор к тебе, и не здесь. У Стрекозы лицо такое тоскливое стало — и без того видно было, едва она зашла, что опять у нее, как у Седого, приемный день, и сил нет уже чужое нытье слушать, а надо. У нее голова болела, наверное, она жадно так носом потянула и сперва на шорох зерен пошла, Кролик тоже не дурак, увидел ее и начал кофе варганить покрепче, ну и... а тут Рыжий со своим стулом и разговорами. Стрекоза кому-то обмолвилась, что ей в те дни впервые за долгие годы было жаль Седого, за которым бродили такие же потерянные просители, не умеющие задать вопрос и не слышащие ответов — так ее допекли, а она ведь Седого на дух не выносила и десятой дорогой обходила. Слово он какое-то знал, заставить мог сделать что угодно, что ли — не знаю я их дел, себе дороже влезать. Ну так Рыжий. Он ее приводит в крысятник их затхлый — вроде нормальный парень, а на предложение окно открыть изумляется искренне, какой бы ни был особенный, а все равно - крыса, - сажает на кровать. Напряженный, собранный как никогда — Стрекоза уж решила, совсем плохо дело.
Ну и, мол, слушай, Стрекоза, у меня к тебе очень важный разговор. Тут такое дело... я тебя хочу.
Стрекоза его чуть не прибила на месте прямо, креативщика, чтобы не повадно было. Ну а там уж злиться стало сложно...
Рыжий, кстати, единственным был, кто не напрягался под взглядом Стрекозы, и это она ценила в нем отдельно — но все равно старалась закрывать глаза. А еще иногда он позволял ей снять с него очки — или снимал сам, - и тогда Стрекозе казалось, что рядом с ней двое, и это добавляло остроты ощущениям. Тебя не касается, откуда я все это знаю. Но вот я рад, что тогда она не шарахнулась от зацепившего ее плечом Рыжего и позволила завести себя в пустой класс. Пасть закрой, а? Много ты понимаешь. Как бы все еще обернулось, если бы Рыжего не было — неизвестно.
…
С коробкой этой смех один был. Где-то по стенам если поискать — там даже счет вели одно время, потом сбились. Да и смысл — все равно ничья, коробка-то из рук в руки переходит только когда задание выполнено. Ну и бред же они творили, уму непостижимо! Придумать «на слабо» похабную песенку про Акулу и спеть под окнами учительской, как тебе? И это не самое худшее, последнее, что я слышал, было про прогулку по коридору во одном белье.
Песенка была чудовищной, и петь ее пришлось несколько раз. Сначала в зале, когда всех согнали для пафосных речей, где ее просто не услышали за микрофоном, хотя Стрекоза, проклиная на чем свет стоит отставшего где-то в задних рядах друга, выбралась к самой кафедре и спела оттуда. Потом — в круге галдящей публики в коридоре, под науськивание Разберусь («Сейчас, вот он идет, так, чтобы слышал.... нет, черт, давай еще раз!» В общем, это было ужасно, но коробку Стрекоза отвоевала. И немедленно потребовала, чтобы Разберусь надел Доберману на нос прищепку при минимум пяти свидетелях. А Доберман носился злой как оса — не знаю уж, что там у них стряслось тогда... Перепалки их слушать было одно удовольствие.
Но в последнюю ночь было уже совсем не смешно — когда все на взводе, и эти двое друг другу на срыв: «Слабо остановить Куклу?! Слабо сделать так, чтобы никто не сдох?!!» «Да не слабо!!!» - рты у обоих перекошенные, в горле спазм — хоть беги, и понимал, что подбадривают друг друга, а все равно страшно.
…
Она же только по выдоху Большой Птицы и поняла, что вытянул он — смерть. Она-то ему две сжатые в кулаки ладони протянула, чтобы выбрал, даже сама не знала, где какой камень.
…
Кролика бедного, кажется, чуть инфаркт не хватил на месте, когда Стрекоза заявила, что хочет Добермана в Кофейник привести. Под свою ответственность. Кролик, понятно, обыска боялся; можно подумать, Доберману интересно его обыскивать — но Стрекозе если что надо, она своего добьется. И так ясно было, что из симпатии предупреждает, могла просто прийти с гостем, и фиг ей кто-нибудь посмел бы что сказать.
…
Как объяснялись? Да элементарно. Отчима Добермана видел? Сам слышал, как на вопрос Слепого, как он выглядит, Стрекоза сказала: «Он пахнет Зверем». И тот полностью удовлетворился ответом.
…
У нее свои методы проверять людей были. Как она подставила Добермана, знаешь? Сначала вообще никто ничего не понял, когда Шрам начал про правила Бойцовского Клуба при нем вещать. Тот стоял в стороне, конечно, но достаточно близко, да и не скрывал своего присутствия. Оказалось, что он и Черный — новички. Черный, конечно, как тряпка себя повел, не был бы вожаком Дома — ему бы устроили той же ночью. Кажется, никто его не остановил просто от изумления, когда он заявил, что там все с ума посходили и он проваливает. Просто ушел, представляешь?
А с Доберманом как было: Стрекоза просто вышла и сказала, что драться с новичком будет она. Что иначе неинтересно. Ну и все, кто ей возразит. Хотя это жестко, конечно, было. Подрались, что ему оставалось. Сперва-то, конечно, попробовал отказаться, «не могу ударить по лицу слепую девочку» и все такое, но там ребята брутальные собирались, начали ржать: «а если она ударит тебя по яйцам?», и что, мол, пусть сперва попробует, и если у него получится — большой молодец. Со Стрекозой знаешь как драться неприятно: она, зараза, любой неосторожный вдох комментирует так, что хочется вообще дышать перестать на время боя, слух-то у нее, сам понимаешь... В общем, она просто к нему пошла — дерись! - и пришлось отвечать. Впрочем, Доберман быстро перешел в контратаку и к ничьей драку свел, видно было, что Стрекоза осталась очень довольна.
…
Передать тебе не могу, как Стрекозу бесила эта самоубийственная манера, появившаяся в последние дни перед выпуском — говорить обо всем практически напрямую. Говорила, ей казалось каждый раз, что ее лица касается тень. Тогда тоже: «Тебя ждут в Лесу». Понятно, что Слепой — кто еще стал бы посылать гонцов? Никто не знал, а они друг друга не только чуяли, но и видели. Они впервые столкнулись совсем мелкими, почти сразу, как попали в Дом, лоб в лоб в прямом смысле слова - привыкли, что с их пути убираются зрячие. Слепой даже не сделал ничего, отпрянул только, растерявшись, а Стрекоза быстрее отреагировала - не отскочила, а сделала полшага, придвинувшись совсем вплотную, и одной рукой прижала к себе его голову. Представляешь, что это для них — увидеть другого человека, не там, а в Доме?
Стрекоза говорила, что не уверена, что это воспоминание — настоящее. Как и смутная память об отце и их просторном доме, с крыльца которого практически сразу попадаешь в лес. Она же считала себя Хранителем, отпущенным в Дом для того, чтобы оберегать Слепого — а заодно еще некоторых, тех, кто угоден Дому, но пока недостаточно силен или опытен. Поэтому у Стрекозы было много крестников, а ты думал? И еще больше тех, кого она просто оберегала — считая достаточно интересными, чтобы им помогать.
У них же знаешь, как было — со Слепым что-то произошло, а Стрекоза по стенке сползает от его эмоций. И проваливалась туда она так же — теперь уж что, можно и говорить, Прыгун она была, хотя не без странностей. Тогда вот тоже сползла прямо на перекрестке, после Бойцовского Клуба, и Доберман бедный там же — дал воды, испугался, наверное, что это ее от драк так накрыло, ей даже неловко перед ним было.
...
Глюку она симпатизировала и беспокоилась о нем — она вообще волновалась о тех, кого совсем не слышно в Доме, они ей казались, ну, не до конца существующими, что ли. А этот же и вовсе вечно читал, только по шелесту страниц и можно было вычислить. Тоже крестник. Ей все хотелось дать ему повод сформулировать то, что он, по ее мнению, и так понимал, ну она и давала ему какие-то странные задания, вроде того, чтобы сосчитать двери на втором и первом этажах, сравнить и сделать выводы. И ей рассказать, что получится. Знаешь, мне кажется, она хотела с ним о чем-то важном поговорить, но начать должен был он, вот Стрекоза его и подталкивала. Впрочем, это уже мои домыслы.
…
Он никогда не говорил подобного, ни разу до того случая. Как тебе объяснить? Между ними все всегда подразумевалось, никто никому ничего не обещал, в любви не клялся, и вообще они в основном без слов обходились — мне кажется, они и говорили-то только на людях, неохотно и изредка, просто чтобы нас совсем уж не пугать. Им между собой и так все ясно было. А тут Слепой ей говорит: «Ты пойдешь за мной?» Что Стрекоза должна была подумать? Она почувствовала в нем, конечно, какое-то нелегкое неприятное решение. Решила, что другого выхода нет, и придется убить всех, кто отдал что-то Кукольнику. А там — пол списка ее подопечные, каждого же за руку не поймаешь, да и не вмешивалась она особо, предостеречь — могла, но за других никогда не решала, считала неправильным. Что Стрекоза могла ответить? Куда угодно. Как всегда. Оказалось, Слепой собирает седьмую группу.
…
Она же как — бросит в пространство «найди мне такого-то» - и ее отводят. Это если быстро нужно, так-то и сама неплохо справлялась.
...
Стрекоза говорила, что если не слышно ничего — там Доберман. Я всегда думал, это шутка, а в тот раз понял, что он и правда заполняет тишиной то место, где стоит. Тот разговор вообще был странный. Стрекоза подошла, а Доберман молчит и не двигается. Не дает ориентиров — не хочет говорить. И Стрекоза как сквозь вату — заговорила в эту пустоту. Видимо, говорили они о чем-то перед этим, похоже было на продолжение прервавшегося разговора — и совсем не похоже на Стрекозу. Она словно извиняться пришла, за то, что не может подобрать слов и не знает, чем помочь. Что у них произошло, я не знаю, но только Стрекоза Доберману сказала, что тот ведет себя так, словно против него весь мир, а это неправда. И снова молчат, я испугался даже. И по контрасту с неподвижностью — лихорадочный, вскидывающийся голос, Стрекоза даже откачнулась от неожиданности: «Ты поедешь со мной? Сегодня в час». А что она могла сказать? Они все по краю тогда ходили, и ночь была за пределами той черты, когда все решится, это будущее, которого ни у кого из них в тот момент не было. Но Доберман этого не знал — и, видимо, она считала, что не поймет, или что не нужно ему это, во всяком случае, не попыталась объяснить. Вместо этого сказала ему, что у нее осталось одно дело, что ей нужно помочь другу и убедиться, что с ним все в порядке. И что если она успеет — то поедет. Куда поедет, зачем? Представить не могу, что Стрекоза хоть на мгновение всерьез задумалась о словах Добермана. Наверное, просто хотела его поддержать, дать понять, что она на его стороне, в чем бы она ни заключалась. А он что? Много он понимал тогда, несся напролом, «у тебя еще три часа, можно все успеть». Ага, как же. А Стрекозе что? Уронила «да», как булыжник в расщелину, и ушла обратно к Слепому.
…
Жутче ничего не видел. Крыса тогда тормошила и пинала захлебывающуюся истерикой Стрекозу, трясла и валяла по кровати, кричала срывающимся голосом, наклоняясь к самому ее лицу, «Дерись! Слышишь, Стрекоза, дерись! Не смей! Дерись!»— а у самой тоже слезы по щекам. Крыса ей жизнь спасла, пробилась, Стрекоза почувствовал ее в конце концов, вцепилась — и они покатились, осыпая друг друга ударами и содрогаясь от рыданий, - но как же это страшно было. Если бы не Крыса, был бы у нас еще один белоглазый труп в комплект к Слепому. Чуяла она его, понимаешь? Крыса знала, что у нее на руках наполовину покойник, но сумела, вытащила. Впрочем, Стрекоза — не первая в Доме, кому пришлось учиться жить с трупом внутри, не первая...
…
Она так и просидела полночи, где ее Крыса оставила, ничего не видя и не слыша, пока не услышала Сфинкса в коридоре, он там что-то отрывисто вещал про «15 минут», «Кофейник» и «пусть сдохнут». Встала, уронив что-то тяжелое с плеч, прошла через всю комнату к двери. А там Шрам — злой, жесткий, самоуверенный. Ну, Стрекоза по старой памяти сдержалась, хотя ясно было, что все, что он говорит, лишено для нее смысла. Понимаешь, какой он указ ей был — крестник и сопляк, хоть и глава Бойцовского клуба. И голос у него был неприятный. Незнакомый, самоуверенный и неприязненный. Ей нелепо, конечно, было слышать, что он за нее отвечает или куда-то ее не пустит. Не знаю, чем бы их драка закончилась — но точно ничем хорошим, но Шрам успел отойти сам. Еще бы слово — я видел, как Стрекоза развернулась поудобнее для замаха. Кажется, он говорил еще что-то о том, чтобы она проваливала — но ей было, конечно, напревать, он прислушивалась к удаляющемся шагам Сфинкса и дверь захлопнула за своей спиной с облегчением.
Встреча двух пустых людей — куда там вашему Кукольнику. Ей нужно было извиниться, что не уберегла Слепого, нарушила данное Сфинксу слово — но тот был уже не в состоянии принять ее боль. Хотя Сфинкс, я уверен, последний человек в Доме, который бы одобрил, если бы Стрекоза умерла вместо Слепого. Какие-то ей были нужны слова от него, видимо, но Сфинкс уже не мог их сказать. Он так и ушел — чужой, сломанный, похожий на ожившую марионетку. Тоже почти мертвый. Стрекоза укусила себя за кулак — она тогда уже поняла, что боль немного встряхивает ее, заставляя помнить про Крысу, заставляет жить, присутствовать в происходящем, - и пошла в другую сторону, ведя кончиками пальцев другой руки по стенам, по знакомому до миллиметра рельефу. Видел, как они ходят? Тоже читают Стены, для них там свои знаки. Остановилась там, где — она помнила — летел дракон. Едва осязаемое уплотнение краски, рисунок, появившийся позже всех на этом участке стены. Стрекоза машинально пробежала по изгибу драконьей спины кончиками пальцев, и ее заставил вздрогнуть резкий, агрессивный голос Маугли. «Гладь, гладь его!» Не знаю, чего он там искал. Может, и Стрекозу — я видел их несколько раз говорящими до этого. Это ведь Стрекоза заставила его порезать Принцессу — и он жизнью отвечал перед Стрекозой за то, чтобы она при этом не умерла. Видимо, обсуждали они свободу воли, потому что Маугли кричал: «Ты позволила всем решать за себя — и что?!». Странно, что Стрекоза вообще обратила на него внимания, но она ответила, прежде чем отвернуться и уйти. Правду, как всегда. «И умерла».
…
Крыса ее нашла, подхватила, уволокла за собой. Они запихали ее в багажник машины и увезли. Стрекозе было все равно, она в тот момент пошла бы за Крысой куда угодно, только та для нее и существовала, вынуждала жить. Не знаю, может, Стрекоза считала, что обязана защищать подружку Слепого, а может, драки их так связали, может, еще что было — они же не рассказывают.
…
Стрекоза выживет, ее заставит Крыса. Научится жить с трупом внутри, станет резкой на язык и скорой на драку, и навсегда перестанет отвечать на вопросы.
Спустя какое-то время разузнает все, что возможно, о судьбе своих крестников и подопечных, и кому сумеет — принесет особый дар, отпуская его в свободное плавание.
Возможно, со временем станет убийцей. Заработает новое прозвище: Питбуль.

URL записи